Шартр, М. Пусть будет гроза / Мари Шартр ; пер. с французского Ирины Филипповой ; авт. обл. Антуан Доре. — Москва : КомпасГид, 2023. — 208 с. : ил. — 12+
ISBN 978-5-907514-44-7
#инвалидность
АННОТАЦИЯ
Шестнадцатилетний Мозес Лауфер Виктор не любит своё имя, страдает от подростковых прыщей, терпеть не может, когда его жалеют, и постоянно ссорится с родителями. Мальчик винит себя в автомобильной аварии, в результате которой его мама оказалась в инвалидном кресле, а он вынужден ходить с костылём.
Родителям-психоаналитикам не удаётся вытащить сына из депрессии. Лишь знакомство с новым одноклассником Ратсо, индейцем из племени оглала, и их путешествие в резервацию на старом разваливающемся «вольво» помогают Мозесу изменить своё отношение ко многим вещам, которые раньше казались ему бессмысленными и раздражающими.
ЦИТАТЫ
«Я давно подозревал, что моя мать — актриса, причём талантливейшая. Сама талантливая из всех актрис в инвалидных колясках. Год назад ей сообщили, что она больше никогда не сможет ходить, и она как ни в чём не бывало ответила врачу: “Ну и хорошо — значит, буду уставать меньше других”.
Казалось бы, оптимизм — незаменимая вещь в трудную минуту, но мне тогда стало не по себе. По-моему, было бы гораздо лучше, если бы она заплакала… Я говорил себе, что это такое прикрытие, что в один прекрасный день она не выдержит и расклеится, осознает страшную правду и скажет, что всё произошло из-за меня, вытаращит глаза, у неё будут трястись руки, и рот исказит страшная гримаса гнева и горечи. Но пока ничего подобного не происходило, и я жил в состоянии тревожного ожидания. Всё-таки, когда психиатр отказывается признать собственную проблему, это как-то чересчур.
Мама всегда была шутницей, но после аварии эта её черта стала как-то сильнее бросаться в глаза. Не знаю — может, ей по профессии так положено: психоанализ пропитал самые потаённые уголки её души и теперь она живёт так, будто инвалидность — это не очень-то и страшно?»
«“Сломанный стержень”, так зовёт его новый друг, расправляет плечи: “Я чувствовал, будто стою прямой, как восклицательный знак — знак, который расправляется и летит, подставляясь ветру, знак, безрассудно взмывающий всё выше и выше, ничего не боясь”.»
***
«Один вдох — и всё изменилось так резко, так жестоко. Я казался себе скрепкой, которую гнули так и сяк, придавая ей разнообразные формы, и наконец бросили такой, какой она получилась, — измученной, и кривоватой, и такой же бесполезной, как любой другой обрывок гнутой проволоки. Я начал ненавидеть врачей. И почти всё время молчал. Во мне росло отвращение к себе самому.»